Было очень влажно и жарко, градусов сорок, а то и больше — ветер с Амазонки обдувал, как фен, и не давал прохлады. Я шел по центральному проспекту Жоакин Набуко, пил воду из двухлитровой пластиковой бутылки и наблюдал жизнь Манауса — самого душного и гнилого города в мире. От теплового удара свалился парень-лоточник, его затащили в парикмахерскую, положили на каменный пол и сбрызнули лицо одеколоном. Редкие прохожие жались в тень. Мужчины открыто справляли нужду. Наверное, это помогает в жару, или здесь всегда порядки такие, выяснить не удалось. Даже в Индии мужчины норовят пристроиться к стене или к ограде, а в Манаусе мочатся на проезжающие машины, прямо перед собой, на гипсовые статуи, на растрескавшиеся фонтаны с ржавыми трубками — куда попало, лишь бы по ветру. Потом я увидел мертвую женщину. Она лежала на краю тротуара, и лицо ее было прикрыто плетеной сумкой. Рядом валялись две куриные тушки, пакет с фасолью, клубни маниока и большая зеленая папайя. Женщина шла домой с рынка, собиралась сварить фасоль и маниок, пожарить папайю с курицей, а ударила жара — и вот не нужно ничего, случайные люди вытряхнули сумку, прикрыли лицо, оставили лежать на солнце. Можно родиться и прожить жизнь в гнилом, загаженном Манаусе, но и тогда в 40-градусную жару лучше не ходи по проспекту Жоакин Набуко.

Амазония — последнее место на земле, которое смог заселить человек. Такова природа Амазонки. В морозной тайге тунгусские шаманы камлали на удачную охоту, на промерзшем Таймыре в полярной ночи грелись у костра эвенки, а индейцы всё боялись поселиться в зеленой, жаркой, изобильной сельве. По Средиземному морю уже плавали греческие триремы, а река Амазонка не приняла еще и самой примитивной плоскодонки. Много позже вытесненные более продвинутыми племенами дикари от полной безысходности наконец осели по берегам Реки и начали изнурительную схватку за жизнь в аду.

Сотню лет назад Манаус был самым богатым городом мира. И все потому, что тогда всем вдруг понадобился каучук. На языке индейцев “каучу” — плачущее дерево. Таких деревьев в амазонской сельве много, и плачут они чистым латексом. Собирают латекс, как сосновую смолу: делают надрезы по коре и внизу ставят банку. До прихода европейцев индейцы смешивали латекс с соком какого-нибудь кислого фрукта и глиной, из сыворотки лепили шары, потом их коптили, обваливали в муке — и играли в игры, и больше ни для какой надобности каучук не использовали.

Лет через 200 после открытия Америки пытливый европейский ум заинтересовался мячами, но и европейцы не сразу нашли каучуку применение. Всего лишь в 1840 г. американский ученый Гудьир догадался смешать каучук с серой и нагреть. После такой обработки каучук твердел и больше не размягчался. Так была открыта резина. А когда англичанин Данлоп изобрел шину, в Амазонии начался каучуковый бум. Собиратели ринулись в сельву. Тысячами гибли они от стрел индейцев и от тропических болезней, но обеспечили Бразилии процветание. Правда, всего на два десятка лет.
В любое время года по Амазонке плывут поросшие кустарником островки — куски размытых берегов. Водовороты закручивают гнилую листву, ветки, бревна. Вода коричневая, мутная. Погружаться бесполезно, видимость нулевая, да и глубоко — возле Манауса метров 60. Хотя глубины толком никто не знает. И загрязнить такую реку тоже трудно, построй на ее берегах хоть еще десяток Манаусов.

Совсем рядом с берегом на мгновение всплыла толстобокая рыбина, показался панцирь кожистой черепахи, лениво прогнувшись, взволновала воду метровая анаконда и вынырнул дельфин. В Ганге и Янцзы дельфины передохли, а в Амазонке — вот они, розовые, толстые. Только не прыгают, как на море, на Амазонке не очень-то попрыгаешь — сразу кто-нибудь сожрет.

Рыбалка на Амазонке — занятие азартное. Нацепил на крючок хоть корку, хоть перышко, а лучше кусок мяса — и жди открытий. Попасться может кто угодно. Например, без-глазая минога-присоска канеро, самая поганая из амазонских обитательниц. Суеверные рыбаки отрезают крючки, лишь бы не касаться ее. Считается, что канеро всегда рядом с рыбаком, потому что ждет, когда рыбак утонет.

Жадно клюют вертлявые осклизлые рыбины размером с локоть, до них можно дотрагиваться, но есть нельзя, поэтому рыбаки их снимают с крючка и выбрасывают. Неплохая добыча — усатые клыкастые сомы и длинные костлявые рыбы, похожие на навагу и на щуку одновременно. А пира- руку, самая большая пресноводная рыба, похожа на откормленную свинью и весит столько же — и 100, и 200 кг. Это, пожалуй, единственная амазонская рыба, которую можно хорошо рассмотреть в мутной воде. Если остановить моторку и несколько минут постоять тихо, обязательно высунется поблизости толстая медлительная морда. Остальные рыбы быстрые и показывают чаще не морды, а спины — черные, розовые, желтые, с чешуей и без, гладкие и какие-то даже мохнатые и волосатые. Самая редкая добыча — электрический скат. Ну а самые интересные — пираньи. Они кишат в любой протухшей протоке со слабым течением. Ловят пираний “на плеск”. Взбаламутишь концом удилища воду — и вода вскипает. Можно представить, что будет, если опустить руку в воду и вот так побарахтать. Не проходит и десяти секунд, а на крючке уже ничего нет. Пираньи дерутся и за пустой крючок, набрасываются друг на друга, переворачиваются зелеными, серыми, желтыми, кроваво-красными боками. Зубы у пираньи острые и крепкие, как у акулы. Рыба настолько прожорлива, что обгладывает наживку мгновенно. Поэтому и поплавок бесполезен — он просто не успевает опуститься, поклевки как таковой нет. Интересно вспороть пиранье брюхо и бросить внутренности в воду. Сотни пираний рвут кишки и даже окрашенную кровью воду. Вот когда действительно понимаешь, почему люди так боятся этих тварей. Пираньи нападают всегда. В основном русле Амазонки, на Рио-Негру люди у берегов купаются, стирают, заводят на водопой коров, а в протоках у купальщика нет ни единого шанса.

И все-таки не пираньи самые страшные из амазонских обитательниц, а рыба-кошка. Она сосет кровь, как пиявка, и такая же мелкая, на ладони может уместиться штук сто. Но, в отличие от пиявки, рыба-кошка коварнее. Она не присасывается к коже, а сосет нашу кровь и ест наше мясо изнутри, проникая в человека через все дыры, даже через член. Особенно нравится рыбе-кошке печень — и свежая кровь, и мягкое мясо. Десятки тысяч жителей Амазонии живут с рыбами-кошками внутри. Кто-то знает о них, кто-то мучается и умирает, так и не узнав на самом деле, от чего.

Да, Река опасна, но Сельва опаснее.