В жару в амазонском лесу дышать еще труднее, чем в городе. Все вокруг гниет, и в воздухе очень много углекислого газа. Да и не воздух это в привычном понимании, а густой горячий туман, как в бане. Только ты в этой бане не сидишь, а идешь. Говорят, если в таком состоянии облиться холодной водой, глаза сразу станут красными, а сердце и вовсе может остановиться от спазма сосудов. Только где ее взять, холодную воду? Здесь не знают, что такое колодец. Даже в сухой сезон чуть копни — и вот она, вода: Амазонка все подтапливает на сотни километров вокруг. Где-нибудь в Аравийской пустыне или на Синае 40— 45-градусная жара переносится легко, только надо пить много воды. Но в Амазонии при 100-процентной влажности даже 38—40 градусов смертельны.

На лианах сидят древесные пиявки, огромные черви в палец толщиной, паук-птицеед и крохотные ядовитые лягушки, из которых индейцы делают кураре. На любое сотрясение воздуха плотно слетается гнус, с листвы на голову пикируют клещи, под ногами ползают страшные муравьи-эцитоны — когда их много, они стелются быстрым плотным ковром и уничтожают все живое. В нависшем над водой дереве шевелятся ветки, и из листвы высовывается серая драконья морда с шипастым гребнем. Игуана прыгает, как белка, цепляется хвостом, повисает, как обезьяна, и снова прыгает. Затопленный по полгода лес научил животных обходиться без земли, и у большинства обитателей сельвы вся жизнь проходит на деревьях. Каждое большое дерево — это особый мир со своим зверьем, грибами, орхидеями. Мир, почти никак не связанный с соседями. Из-за тесноты самые на вид безобидные звери сельвы — злые, непредсказуемые, кровожадные. А ягуар истребляет все живое просто так, для тренировки и от любви к убийству. Охотник никогда не ходит по сельве один, впереди бежит хилая дворняжка. Собака нужна не для выслеживания добычи, она — телохранитель-смертник. Для первой атаки зверь выбирает жертву послабее, и у человека есть шанс спастись.

Вопреки распространенному мнению, тайга более непроходима, чем сельва. В сухой сезон сплошной стеной сельва тянется только по берегам, но стоит отойти метров на 100 — и оказываешься в светлом лесу. Лишь кое-где стволы перевязаны меж собой лианами, листья у деревьев мелкие, твердые и свету не препятствуют, а травы по размеру не превышают папоротника. Встречаются, конечно, переплетения кустарников, но их легко обойти. Обойти! Вот оно, смертельно-опасное желание, которое губит здесь человека. Свернул с прямого пути, обошел препятствие, обогнул огромный, в три охвата, ствол сумаумы. Но что-то хватает за горло, рвется, оставляет на коже рваный надрез. Это тонкая, толщиной в шпагат лиана.

И еще одна, еще... Закрутился — и потерял направление, а ориентиров в бесконечно-зеленой сельве нет. Поэтому местный следопыт идет напрямик, машет своим мачете, рубит цепкие лапы. По сельве можно идти довольно быстро, при желании за полчаса одолеваешь километр. Но если идти быстро, обратную дорогу найти непросто.

Индейцы и те нет-нет да и пропадают. Пошел человек к своему полю, но вдруг решил набрать мармеладных плодов. Свернул с тропы — а вот еще высоко над головой висят продолговатые желтые фрукты. А у подножия огромного дерева валяются орехи размером с два кулака. Орехи кастанья-депара едят, из них жмут масло, поджаривают на этом масле бананы. Неразумный индеец лезет за мармеладными плодами, собирает в мешок орехи и натыкается на сорва — дерево природной жвачки чикле. Ну как пройти мимо? И индеец цедит из трещины в коре жидкую смолу чикле. Потом он уварит ее с листьями коки и будет жевать во время тяжелой работы. Бесконечно разнообразна амазонская сельва. Индеец еще раз поворачивает, рубит мачете лиану, оборачивается, прикидывает правильное направление — и пропадает навсегда.

В дождливый сезон передвигаться по сельве еще легче — выбирай протоку и плыви. Вот только результат тот же, обратной дороги не найти, все протоки одинаковые, а вода заливает сельву на сотни километров в глубь от основного русла Амазонки.

Ходить по сельве можно только в солнечный день. Чуть сумерки — и останавливайся, где бы ни застала темнота. Устраивайся понадежнее, но не спи — сожрут. Бразильских спецназовцев учат прятаться на ночь между высокими корнями гигантской сума- умы — так хотя бы от ягуара спасешься.
Чуть стемнело — и запоет брачную песню древесная лягушка, захрипит обезьян- каарагуата, застрекочет в листве ленивец, хрюкнет водяная крыса гуардатинаха, заверещит игуана, заплачет, почуяв падаль, гриф-самур. В темноте амазонское зверье удирает, догоняет, умирает, жрет. Казалось бы, жертва должна сидеть тихо, а палач молча, осторожно подкрадываться. Но никто не хочет ночевать тихо. Ночь — не только время смерти, но еще и время общения и любви. Какой бы страшной ни была темень, а на свету зверям еще страшнее».