Стульев очень много. Статистическая перепись определила численность населения бывших союзных республик в сто сорок три миллиона человек. Если отбросить девяносто миллионов крестьян, предпочитающих стульям лавки, полати, завалинки, а на Востоке - истертые ковры и паласы, то все же остается пятьдесят миллионов человек, в домашнем обиходе которых стулья являются предметами первой необходимости. Если же принять во внимание возможные просчеты в исчислениях и привычку некоторых граждан сидеть между двух стульев, то, сократив на всякий случай общее число вдвое, найдем, что стульев в стране должно быть не менее двадцати шести с половиной миллионов. Для верности откажемся еще от шести с половиной миллионов. Оставшиеся двадцать миллионов будут числом минимальным.

Писать о стульях после Ильфа и Петрова - беллетристическая дерзость. А ведь были еще Ионеско, Ван Гог и Лайза Минелли в фильме «Кабаре»; да и о том, что «Александр Македонский - великий человек, но зачем же стулья ломать...», тоже все помнят. Однако каждый раз, присаживаясь к письменному столу на расшатанный, но такой милый сердцу старый стульчик, воздаешь хвалу этому предмету мебельной обстановки.

Просто удивительно, что добрая треть населения земного шара все еще сохраняет обычай сидеть на полу или на корточках.

И трудно представить, что некогда из-за этикетно-протокольных условностей далеко не каждый мог позволить себе эту роскошь - сидеть, когда вздумается, на стуле мягком или жестком, тяжелом до неподвижности или легеньком, раскладном, со спинкой высокой или низкой, с сиденьем фанерным, плетеным, набивным, с обивкой кожаной, ситцевой, дерматиновой, гобеленовой или плюшевой...

Среди музейщиков бытует предание о многоопытном сотруднике Эрмитажа, который безошибочно определял возраст кресел и стульев, просто присев на минутку. А что, если представить себе идеальную ситуацию: специальный музей стульев, где собраны самые интересные, характерные, известные образцы, этакие «знаменитости» в мире стульев, а нам разрешено на них посидеть...

Разнообразнейшие предметы, придуманные для сидения, плодятся и размножаются, скрещиваются с другими формами мебели, давая неожиданное потомство. Они «маневрируют» по интерьерам, разделившись на армии «обстановочных» и «подвижных»: то группируются вокруг стола, то послушно стоят у стены, то бродят по комнате, образуя живописные группки. Они ведут себя совсем как люди, особенно стулья - «ребята вполне свойские, с которыми можно, как говорится, запросто, без церемоний» (Н.Н. Носов «Тайна на дне колодца»).

Другое дело - трон; он держится особняком, напоминая о далеких временах, когда почти всякое «вместилище для седалища» было привилегией, а «право табурета», то есть разрешение присесть в присутствии монарха, становилось свидетельством особого общественного положения.
Древнеегипетские мастеровые создали первый настоящий стул со спинкой; они же придумали и подлокотники. Троны, на которых восседали фараоны, богато украшались резьбой, покрывались листовым чеканным золотом, аппликациями цветного стекла, фаянса, полудрагоценных камней и яркой росписью. Именно в такой технике был выполнен знаменитый золотой трон, найденный в гробнице Тутанхамона. Ножки трона сделаны в форме львиных лап, подлокотники - в виде священных кобр, охраняющих иероглифы имени фараона. На спинке же - трогательная сцена: на вычурном резном стуле восседает фараон, а супруга, стоящая рядом, нежно касается его плеча...

Египтяне утвердили канон, традицию, существующую в том или ином виде до наших дней: чем богаче и изысканнее отделка «вместилища для седалища», тем выше общественный, финансовый, политический статус сидящего. Этакое «скажи мне, на чем ты сидишь, и я скажу...»
Древние греки, унаследовавшие египетские традиции, для сидения пользовались в основном тропосом (отделанным золотом, серебром и костью высоким креслом вертикальных пропорций со скамеечкой для ног) и клисмосом - изящным стулом с выгнутыми ножками и слегка наклонной спинкой. Пропорции клисмоса были столь совершенны, что вдохновили впоследствии многих мастеров-краснодеревщиков эпохи классицизма.