Где-то около 1458 года во Флоренции, в боттеге Андреа Верроккьо, одной из самых известных в городе, появился самоуверенный юноша по имени Леонардо. Флоренция поразила его воображение интенсивностью общественной жизни особой «насыщенностью» искусством. Среди несметного множества памятников незабываемое впечатление на мальчишку произвел незадолго до этого законченный купон Брунеллески (1461 г.) собора Санта-Мария дель Фьоре. На то время повсюду в Дуомо еще стояли механизмы и машины, разные приспособления, придуманные гением Брунеллески для реализации купола. Леонардо делал с них зарисовки с комментариями, пораженный изобретательностью человеческого ума. Мастерская его наставника Верроккьо, наряду с мастерской Поллайоло, являлась самой «индустриальной» и передовой в городе (а может, и во всей Европе), и именно ей было поручено изготовление огромного медного шара, который должен был увенчать фонарь на куполе собора на высоте почти сто метров. Реализация этого проекта проходила между 1468 и 1472 годами, и есть все основания полагать, что в ней принял участие и молодой Леонардо, о чем есть краткие упоминания в его поздних записях. Поэтому медный шар на куполе кумира его юности Брунеллески можно считать инженерным дебютом Леонардо да Винчи.

Художник души

Леонардо в свою эпоху вовсе не выглядел одиноким гением – скорее самым ярким и удачливым в ряду талантливых художников и техников, работавших тогда во Флоренции и в остальной Италии, которая во второй половине Кватроченто (XV век) переживала небывало благоприятный для процветания искусств и наук момент. Леонардо не мог ограничиться одной лишь живописью и рисунком, в которых очень скоро по прибытии в мастерскую Верроккьо превзошел своего учителя. Работая во Флоренции он выдвигает самые смелые и неожиданные инженерные предложения, например, проект поднятия Баптистерия для подведения под него ступеней без разборки здания. Вазари об этом этапе писал: «Леонардо изучал не только одну профессию, но все те, куда входил рисунок. И со своим божественным и чудесным интеллектом работал не только в скульптуре, но и в архитектуре, и был первым, еще юношей, кто предложил поместить Арно в канал между Пизой и Флоренцией. Создавал рисунки мельниц, жерновов и механизмов, которые приводились в движение силой воды. Но все же профессией его стала живопись». В это хотел верить Вазари. Так думал в то время и сам Леонардо.

Художник машин

Леонардо прибыл в Милан к Людовико Моро, по сути, еще малоизвестным персонажем, но мудрый правитель быстро понял и оценил феноменальность молодого флорентийца. Именно к этому (так называемому первому миланскому) периоду относятся ранние дошедшие до нас Кодексы Леонардо (Codice Atlantico и Codice TrivuLziano) – так он называл свои дневники с рисунками и пояснениями, часто зашифрованными (крипто-тексты): в них нередко недоставало ключевых деталей – таким способом талантливый ученый пытался защитить свои изобретения от плагиата.

Открытие этих рукописей в XVIII веке стало сенсацией. На сегодня известно немногим менее 6000 страниц текстов, чертежей, технических рисунков Леонардо, которые можно назвать научно-техническими. И это меньше трети его бумаг (!). Широта тем, к которым он обращается, поразитель¬на: прикладная гидравлика, пантонные и разводные мосты, оптика и механика, «летающие машину» и подводные аппараты, военная инженерия, архитектура и градостроительство, геометрия, работа над античными текстами, анатомия.

Рисунки Леонардо были настолько подробны и убедительны, что ни у кого не возникало сомнений в возможности реализации его невероятных проектов. Он был как любимый балованный ребенок при дворе Сфорца, где ему позволялась любая «игра» и выделялись неограниченные средства на воплощение самых смелых фантазий. И хотя современные компьютерные реконструкции подтверждают невозможность функционирования многих из его изобретений, это ни в малой степени не умаляет их гениальности, а техническая интуиция автора поражает.

Свое время в Милане Леонардо посвящает не только огромным и важным проектам, как, например, участие в строительстве собора или планы реализации гигантской конной статуи Франческо Сфорца. С такой же скрупулезностью и должным вниманием он изобретает устройство для верчения на вертеле, систему, снабжающую горячей водой ванную
герцогини Изабеллы Арагонской, придумывает машину для изготовления пружин и напильников или приспособление для производства сферических зеркал.

Современники называли Леонардо пророком автоматизации, а он свои творения считал «технологическими мечтами». Если сопоставить объемы его манускриптов и время, когда он потратил на их создание, становится ясно, что он в течение всей жизни был поглощен именно научно-фантастической деятельностью.

И все же в тот самый миланский период Леонардо проявился и как живописец: именно к этому времени относится изобретение им «воздушной перспективы».
Создаются такие шедевры, как «Мадонна в скалах» и фреска «Тайная вечеря».
Кстати, забавный факт: для придания большей выразительности и значимости фигурам апостолов Леонардо использовал язык немых – здесь нет ни одного случайного или бессмысленного жеста. «Хороший живописец, – писал Леонардо, – должен изображать две главные вещи: человека и то, о чем он помышляет в своем уме: первое – легко, второе – трудно, ибо в жестах приходится передавать движение мысли».

Леонардо подтолкнули к работе над реконструкцией Милана – амбициозному градостроительному проекту Идеального города - citta ideale, которому не суждено было реализоваться: в 1499 году Милан был завоеван французами, герцоги бежали, а Леонардо после семнадцати лет отсутствия на родине вер-нулся во Флоренцию.

Битва титанов

В 1504 году городская Синьория столкнула их лбами – Леонардо и Микеланджело: им обоим, давним, непримиримым противникам, были одновременно заказаны росписи на темы из истории Флоренции для зала Большого Совета в Палаццо Веккьо. Только эти двое из несметного множества взаимно интересовали друг друга: все другие соперники были мелки! За «соревнованием» напряженно наблюдал весь город, делались ставки. Ни леонардовская «Битва при Ангиари», ни «Битва при Кашине» Микеланджело не дошли до наших дней – только в поздних копиях и повторах («школой для всего света» называл их Бенвенуто Челлини). Фреска Леонардо была разрушена «изнутри» им же самим изобретенной техникой. Микеланджело, срочно отозванный в Рим папой Юлием, просто не добрался до стены: остался лишь картон. История распорядилась разумнее, как рефери, вовремя разведя их в стороны.

Performance философа

Однажды в 1515 году Леонардо решил развлечься сам и удивить своих земляков: для праздника Республики во Флоренции он соорудил механического льва, в груди которого в кульминационный момент шествия открывалась дверца и из нее сыпались лилии – символ Флоренции, изображенный и на ее гербе. Почему не пошутить – в жизни все больше грустных событий, и такой перформанс вполне может заполнить время, клонящееся к закату.

А вскоре Леонардо должен был искать покровительства уже у лилии французской: он навсегда покидает Италию и переезжает во Францию.
Старение – сложная наука, которой Леонардо учился, поселившись в 1516 году в Амбуазе при дворе Франциска I. Благоговение правителя было огромно: о его невероятной почтительности к знаменитому гостю вспоминал в своих записках Челлини, побывавший в те годы при французском дворе и называвший да Винчи «filosofa», никак не художником или инженером.

Загадки Леонардо

Много было сказано о таинственной улыбке Джоконды, к которой, как к религиозной святыне, выстраиваются в Лувре бесконечные очереди. Улыбку (А.Ф. Лосев, один из исследователей искусства Ренессанса, называет ее оскалом. - Прим. авт.) объясняли даже якобы беременностью портретируемой женщины, а картину одно время считали скрытым автопортретом Леонардо, сопоставляя с известным рисунком «старца». Нет, наверное, другой такой культовой картины в мире, о которой было бы столько сказано, написано, которая бы так часто цитировалась и интерпретировалась в современной живописи. Самой же улыбке, вероятно, так и суждено остаться idea fix нашей цивилизации.

В «Тайной вечере» скрупулезно, детально выверены все движения апостолов, сидящих за святой трапезой. Но одна написанная на фреске рука (чья?) оказывается лишней, не принадлежащей никому из апостолов. Поверить в случайность, в ляпсус невозможно, зная дотошность Леонардо-рисовальщика.
Совершенно загадочными представляются сегодня его последние работы, сделанные или законченные уже во Франции, при дворе Франциска I. В них религиозное смешивается с языческим: Иоанн Креститель с ироничной улыбкой кажется скорее парнасским богом, чем христианским мучеником. А еще вероятнее – alter ego самого Леонардо, аллегорическим автопортретом, его закодированным завещанием потомкам.